МООНЗУНД ИЛИ ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ ВОЙНА, КОТОРУЮ НИКТО НЕ ЗАМЕТИЛ  

Моонзунд – так называется архипелаг в Балтийском море, расположенный между когда-то российскими, а теперь эстонским и латвийским городами Гапсалем и Виндавой. Свинцовые волны, суровые берега, тянущиеся на десятки километров, песчаные отмели. Здесь в октябре 1917 года, за три недели до Октябрьского переворота, верные присяге русские моряки остановили шедшую на Петроград эскадру германского кайзера. Оккупация немецкими войсками столицы Российской империи, в числе прочих стратегических и политических последствий, означала бы и невозможность совершения большевиками Великой революции.

Официальная история канонизировала холостой выстрел «Авроры» как точку отсчета новейшего времени. Сражение же при Моозунде – событие, несомненно, более ключевое для истории России, - получив несколько неприметных строк в школьном учебнике, было на десятилетия забыто. История имеет свойство оставлять для всеобщего обозрения только свою надводную часть, пряча механизмы и приводные ремни ниже ватерлинии…
Важная информация почти никогда не бывает массовой. С конца восьмидесятых информационную «музыку» стали заказывать в основном из одной политической ложи. За последние десятилетия в России произошло немало «моозундов», только воевали в них не орудия, а информационные технологии «тихих войн». Холодное противостояние послевоенных лет окончилось стремительной развязкой. Ее сокрушительный итог дает основания утверждать: третья мировая война, возможность которой аналитики допускали только в атомном варианте, все-таки состоялась. Советский союз, можно употребить геополитический синоним – Российская империя, потерпел беспрецедентное поражение.
В этой войне нет линии фронта, противник называет себя партнером и допущен к «дружественной» инспекции военных объектов, а военные, вместо того, чтобы удерживать ракеты направленными в обозначенные цели, режут их автогеном. Сумасшествие? Воплощение идей о непротивлении злу? Или последний акт кафкианского спектакля?
Формальных признаков войны и интервенции - армад самолетов, бомб, канонады, иноязычных солдат – в России конца двадцатого века не замечено. Но последствия войны: отчуждение территории, спад рождаемости, развал экономики, эксплуатация сырьевой базы зарубежным производителем, контрибуции (выплата царских долгов и процентов по кредитам МВФ) – присутствуют в полной мере. В ходе «реформ» Россия потеряла 24% своих территорий и почти половину населения – сопоставимый урон был нанесен фашистской Германии, проигравшей вторую мировую войну. Утрачен контроль над рынком бокситов, арабской и каспийской нефтью, свернуто наукоемкое производство, дышат на ладан космические программы, производство оружия, кораблестроение. Двадцатый век завершается одним из самых глобальных в истории переделов. А что же народ?
Мальчишка, у которого отнимают во дворе велосипед, будет сопротивляться, плакать или жаловаться маме. Но если обидчик расскажет ему хитрую историю о том, что через пару недель вернет велосипед, только уже с моторчиком – жалоб и сопротивления не будет. Малыш не знает, что его одурачили. Логика и аргументы обманщика дают ему иллюзию самоуспокоения. И поведение огромных стран и народов порой копирует эту детскую схему.
На окраине Москвы на тихой улице Волгина расположен Институт русского языка им. Пушкина. Это научно-исследовательский институт: субтильные дамы и серьезные ученые мужи корпеют здесь над диссертациями о роли флексий, аффиксов и префиксов. Но далеко не все соискатели, не говоря уже о людях далеких от филологии, знают, что во флагмане отечественного языкознания принимаются к защите темы, засекреченные в не меньшей степени, чем компоненты ракетного топлива. Институт был основан в 1944 году и сразу начал работать на оборону. Восстановить полный текст донесения по фрагментам радиоперехвата, нарисовать примерный портрет «пианиста» - вот одна из сфер работы военфилологов. Но не самая важная.
Другое направление было заимствовано у геббельсовской пропаганды. Становление нацизма в Германии не было бы столь успешным, если бы идеологи не изучали немецкий язык именно как средство управления массами. Занимались подобными исследованиями и американцы и англичане. Спустя два тысячелетия после Демосфена и Цицерона риторика приобрела черты современных наук – психо- и нейролингвистики. Новейшие технологии в этих областях позволяют предсказуемо воздействовать на личность – либо «взрывать» психику, либо, подобно компьютерному вирусу, блокировать этические и поведенческие рефлексы. «Средствами доставки» психического оружия служат радио, телевидение и печать. В последней четверти двадцатого столетия мир стал, по сути, единой информационной системой, и относительным ограничением распространения психического оружия, служит различие языков.
Если в Советской России изучали собственный язык, как средство управления народом, то Америка времен Трумэна и Маккарти пошла противоположным путем. Пока русские наращивали ядерный потенциал, Запад, засучив рукава, взялся изучать вероятного противника изнутри. ЦРУ начало разработку нескольких параллельных проектов по информационной экспансии и социально-экономической дестабилизации. При Колумбийском университете в Нью-Йорке был создан Русский институт, а при Квинс-колледже начала работу вполне безобидная, если судить по названию, Американская ассоциация преподавателей славянских языков и литературы. Работа щедро финансировалась разведслужбой, а поток подопытных из числа эмигрантов (благо политика в отношении их в СССР не отличалась продуманностью), не иссякал.
Подмена основополагающих понятий, привитие симпатий к чужому и нелюбви к собственному – вот дорога, по которой осторожными шагами продвигаются этические диверсанты. Сравните два ряда слов. Один из них: «память», «единство», «патриотизм», «рубль», «русский народ». Другой: «национальные интересы США», «ракеты «Пэтриот», «доллар». Какие слова в языке ельцинской России занимают одну нишу с малоприличными (при Хрущеве таким было, например, слово «интеллигенция»), а какие наполнены глубоким уважительным смыслом?
Создание ситуации, в которой жители не в состоянии определить не только что же является их страной, но даже собственную национальность, - также одна из сторон «бескровной» экспансии. Примеры такого рода уже имелись в истории. На Потсдамской мирной конференции в июле 1945 года обсуждалось понятие «Германия». Союзники определили, чего нет у побежденной страны: нет правительства, нет определенных границ, страна разделена на оккупационные зоны, отсутствует большая часть государственных атрибутов. «Безобидная» филологически-географическая дискуссия завершилась разделом Германии, изъятием у нее спорных территорий и созданием двух как бы новых национальностей – западных и восточных немцев.
Пункты Потсдамской конференции можно применить и на Россию. Считать ли правительством России кабинет, в котором Ельцин за несколько лет уволил пять премьер-министров, 45 вице-премьеров и 160 министров? Сопоставимо ли отчуждение республик и введение в некоторых из них пронатовского или происламистского правления с созданием зон оккупации? Почему понятия российских гимна, флага и герба до сих пор лишены конкретности? И примеров много.
В 1897 г. Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона определял общее пространство Российской империи в 22 миллиона430 тысяч квадратных километров. Спустя 90 лет, в январе 1987-го, Советский Союз, что-то потеряв, что-то приобретя, имел территорию в 22 миллиона 403 тысячи. Современная Россия, обрезанная Беловежскими соглашениями, имеет площадь чуть более 17 миллионов. И по этому поводу Россию на официальном уровне пытаются заставить праздновать День независимости!
Думается, что и императоры Александр III и Николай II, и лидер меньшевиков Георгий Плеханов, и эсер Керенский, и большевик Владимир Ленин, и даже красный маршал Тухачевский и белый адмирал Колчак, и сотни безвестных русских моряков, погибших в моонзундском сражении, были бы единодушны: «День независимости» - это день поражения, день траура. Если в мировом сообществе Российская империя и СССР геополитически вполне соответствовали друг другу, то нынешняя Россия, несмотря на возвращение триколора на шеврон и орла в кокарду, из «жандарма Европы» превратилась в жалкого беспризорника, получающего подзатыльники от некогда побаивавшихся ее обитателей европейской Хитровки.
Помните фразу из рекламного ролика: «В 1861 году в России было отменено крепостное право, а в Лондоне пустили первую линию метро»? В своем унижении мы перешли все границы, забывая, что в той же Америке, например, рабство было отменено только четыре года спустя после упразднения крепостничества, в 1865-м.
Касается ли нас, жителей северной тундровой пустыни, а некогда «жемчужины Заполярья», передел теплых земель, путешествовать к которым мы все чаще можем только по географической карте? Нужна ли нам принадлежность именно к великой державе, будет ли от этого нам веселее, детям безопаснее, а старикам сытнее? Потеря влияния на мировые процессы никого из нас не сделала счастливее. Мировая экономика диктует России (а с ней и Норильску), цены на экспортируемое сырье, диктует производственную стратегию, очищая от лишних прибылей мошну олигархов и карманы работяг. Будучи мировым без пяти минут монополистом на платину и палладий, Норильск мог бы организовать, например, производство катализаторов для мирового автомобилестроения, фактически захватив прибыльнейшую отрасль. Но отсутствие слаженности в экономике и геополитического веса ставят для России непреодолимые преграды в организации новых производств и завоевании рынка.
Писатель Роберт Ладлем как-то сказал: «Ничто не делает человека большим националистом, чем мысль, что его страной владеют иностранцы. Можно проиграть войну. Значит, враг сильнее… Но потеря экономики означает, что противник умнее. Оккупация длится дольше. Дольше сохраняются и шрамы».
Начав с обмена кока-колы на лес и джинсов на космические технологии, жители «самой свободной страны» с удивлением увидели, что в ограбленных государствах их почему-то перестали любить. А всякая нелюбовь к «национальным интересам США» должна жестоко пресекаться. И там, где уже не верят сказкам о «взятом покататься велосипеде», крылатыми ракетами лупят непослушных, отказывающихся любить доброго папу Сэма.
И Ирак, и Югославия, и те, кто будет после них, - не случайны. Потомки первых американских поселенцев возвращаются в Евразию.

Сергей МОГЛОВЕЦ

Опубликовано в июне 1999 года.


На главную страницу

Сайт создан в системе uCoz